Она сидела на подоконнике собственной квартиры и пыталась откупорить бутылку с вином. Девушка просиживала дни и ночи напролет, наблюдая в окно за городом. Сколько так продолжалось? Вроде бы с двадцать шестого марта… или с двадцатого? Она не помнила, да это и не особо важно. Внезапная апатия, нахлынувшая на Рочелл, отбила желание появляться в университете журналистики на собственных лекциях, да и в свой институт она не приходила. Прогуливала, чего раньше не могла позволить. Грантер, гуляка Грантер заставлял думать о себе постоянно, она не могла понять, что с ним творится и почему он не хотел делиться  своей тайной с ней. Она же ему вовсе не чужая, Этьен прекрасно понимал, что девушка, даже если он совершил нечто ужасное, не отвернется от него.
Мама последний раз навещала свою дочь около месяца назад: работа и насыщенные выходные не позволяли женщине приходить в квартиру Рочелл чаще. Да и девушка не жаловалась на это и ни в чем ее не обвиняла. Пусть лучше так, Бертранд не хотела, чтобы родная и горячо любимая мама видела в таком ужасном состоянии дочь. Это бы могло сильно подкосить здоровье, и Рочелл специально врала мадам Бертранд, что «все хорошо» и «не следует переживать, я не подведу». Но она подводила, конечно, без особого рвения, просто состояние души требовало какой-то паузы, остановки в жизни, чтобы подумать.
Справившись с ужасной пробкой, Рочелл мигом прильнула губами к горлышку бутылки и, словно это была обыкновенная вода, жадно сделала большой глоток. Неприятный привкус и послевкусие с горечью заставили поморщиться. Неужели она сломалась и не могла справиться с душевными переживаниями? Да как же так! Сильная духом Бертранд  вдруг взялась за бутылку? Год назад, услышав о таком, девушка бы покрутила пальцем у виска и засмеялась, ведь такое невозможно. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог – располагает.
Внутри она чувствовала, как спиртное резко согревало, и  незамедлительно открыла окно. Порывы ветра ударили по лицу, но это были приятные пощечины, они словно разбудили Рочелл, и она, не долго думая, сделала еще один глоток, зажмурившись. «Так нельзя, нельзя». Рука потянулась к пачке сигарет и зажигалке, которые покоились возле женских ног.
Столь приятный и на год забытый яд никотина проникал в легкие с каждой новой затяжкой. Непроизвольно она закашляла: видимо, от непривычки. Но это не остановило Бертранд, и уже после минуты курения ее организм вспомнил старые ощущения от сигарет. Дым наполовину заполнил комнату, серый туман окутал не только помещение, но и ее голову. Разум помутнел, и девушка почувствовала, как пьянеет.
Бычок полетел в окно, а руки снова вцепилась мертвой хваткой в бутылку. Глоток. Глоток. Еще один глоток. На лице появилась широкая улыбка от собственной беспомощности. Она ничего не могла поделать, хотелось напиться. Ей никто не был ей нужен. Нет, был один человек, но он, скорее всего, снова шляется по Парижу. «Ну, и пусть. Мне никто не нужен, пошло оно все к черту».
Содержимое бутылки подходило к концу, и Бертранд испугалась, что вскоре алкоголь перестанет действовать, опустив ее с пьяных небес в унылые будни. Она снова задумается об учебе и университете, деканат в котором, наверное, уже разозлился за неявки. Да, пропущенные вызовы на телефоне Бертранд игнорировала и не поднимала трубки. Вообще откинула пару дней назад телефон под кровать и забыла про его существование.
Внезапный звонок, прозвучавший в квартире, напугал Рочелл, и она от потери равновесия свалилась на пол. Бутылка полетела вслед за ней, но упала на ковер, и вино алой дорожкой вытекло на ковер. Попробовав встать, Рочелл осознала, как онемели ее ноги, и стоять на них девушка практически не может. От такого безобразия на лице снова появилась широкая улыбка, наверное, выглядит сейчас Рочелл весьма забавно.
- Дверь открыта, входите! – прокричала девушка, потеряв всякий интерес к будущему лицу, которое появится перед ней. Мама или бабушка? Тогда будет скандал, если же Грантер – тоже скандал. А если деканат? То тогда Рочелл вовсе растеряется, быстро отрезвеет и будет извиняться. Но разве профессор Мишель сунется к девушке? Вряд ли, у него много работы, и он всегда обходился только звонками на телефон. «А если это воры? Я собственноручно их впустила». Осознав, какую ошибку она только что совершила, Рочелл все же приподнялась на ноги и облокотилась на стенку. Она услышала, как дверь со скрипом отворилась и в нее кто-то вошел. Шаги, доносившиеся в коридоре, заставили затаить дыхание. Сейчас она увидит человека, который потревожил ее покой…  – Луи?
Перед ней, в самом деле, стоял Анжольрас, хороший знакомый, который поддерживал ее во время траура. Да и он всегда присматривал за ней, но зачем пришел? От такого неожиданного сюрприза Рочелл скатилась по стенке.
- Я и не ждала тебя. Зач… - говорить было немного трудно, и Рочелл пыталась собрать всю оставшуюся часть трезвого рассудка, чтобы выговорить вопрос. – Зачем пришел?

Отредактировано Rochell Bertrand (2013-04-10 20:35:33)

-Я пришел поговорить
Он огляделся. Он зашел. Он сел. Честно признаться, девушка не могла особо контролировать свои мысли, что уж говорить об окружающей атмосфере и посторонних движениях? Единственное, что уловила на себе Рочелл, - взгляд Луи. Такой убийственный, что она моментально отвернулась от молодого человека. В нем были непонимание и отвращение к пьяной девушке. Она ощутила себя ничтожеством, грязью, человеком, который опустился на самое дно. Было ли это неприятно? Только равнодушному было бы наплевать, а Бертранд , являясь достаточно эмоциональной персоной, еле могла вытерпеть столь презренный взгляд. Она даже забыла поинтересоваться, откуда Анжольрас узнал  ее адрес. Рочелл могла только слушать его речь, которая тоже не отличалась особой интонацией. «Пришел и морально уничтожил простым  присутствием… Ну, зачем?».
- Тебя собираются выгнать с работы. Ты знаешь об этом?
Пошатнувшись, девушка, сильнее вжавшись спиной в стенку, смогла встать и подошла к дивану,  находившемуся напротив кресла, на котором сидел Луи.
- Да-да, присаживайся, - только сейчас проговорила девушка, совсем забыв предложить гостю место. Туман не хотел испаряться из головы, да и Рочелл особенно и не пыталась отрезветь. Стыд, который должен был появиться за собственный вид, решил пройти мимо Рочелл, и девушка совсем не стеснялась своего положения: пьяная преподавательница, пусть пока и просто стажер, перед своим студентом в плачевном состоянии – «ну, и что?». Каждый делает то, что ему хочется, и поступает так, как считает нужным, – у каждого своя жизнь, и каждый отвечает за нее самостоятельно. Она не обязана ни перед кем отчитываться или приводить существенные оправдания.  Да, Луи сделал, скорее всего, свои выводы про нее, но, черт возьми, кто он вообще такой?   
«Он тот, кто помог мне в трудную минуту и не оставил без поддержки и присмотра». Грустная истина не могла не повлиять на состояние девушки, и та в свою очередь мельком посмотрела на Анжольраса и улыбнулась уголками губ, попросив тем самым извинения за собственный вид. Объяснять что-либо не было смысла, молодой человек вряд ли поймет ее положение и уж тем более не обратит внимания на факты, которые губительно повлияли на Рочелл.
И тут, когда девушка попыталась остепениться и попробовать выглядеть достойно в его глазах, до нее дошел смысл слов Луи. Сказать, что ее обухом по голове огрели, будет мало. Рочелл с искренним непониманием и удивлением посмотрела на Анжольраса, сдерживая эмоции в себе. Туман из головы все равно не уходил, перемешивая в Бертранд собственные чувства. Хотелось паниковать и махнуть рукой на все и вся одновременно. То ли ей волноваться, то ли действительно забыться окончательно.  Безусловно, за такие прогулы могли сделать выговор весьма суровый, но чтобы выгонять… Девушка почувствовала всю серьезность своего положения и…
- Выпьешь со мной? – спросила Рочелл, схватив со стола полную бутылку с вином. Естественно, Бертранд сильно переживала и не могла представить себе, что все-таки есть шанс, причем большой, пролететь с работой окончательно, но в эту же секунду захотелось выпить. Разыгравшееся веселое настроение (откуда оно взялось – загадка под занавесом тьмы) наполнило Рочелл до краев, и девушка, забыв про слова Луи, протянула молодому человеку бутылку. На лице появилась достаточно довольная улыбка, и почему-то Рочелл поймала себя на мысли, что ее сильно влечет к Анжольрасу. Нет, безусловно, он был очень привлекательный, и  серьезность придавала ему  мужественный вид, да и девушка всегда восхищалась им со стороны, но не до такой же степени. «Стоп-стоп-стоп, не надо, надо быть адекватной». Она резко притянула снова бутылку к себе и без объяснений решила сама сделать первый глоток на этот раз белого полусухого, но остановилась. Рука медленно опустилась, и Рочелл ощутила холодный стеклянный сосуд на своих ногах. Никогда не пила, позволяла лишь раз в полгода пригубить, а сейчас опьяненная вином засматривается на Луи.
- Ну, выгонят, и что? Все это переживут, - «кроме меня». Девушка на самом деле не хотела уходить из университета, она любила его и свое заслуженное место всей душой. Бертранд вложила в свою работу все усилия, старания и труды, а потеряет из обычного алкоголя? Но Рочелл не собиралась показывать свою слабость перед Луи, хотелось выглядеть независимой и самостоятельной, только это выходило плохо. Несмотря на всю уверенность на лице, внутри Бертранд переживала и не могла смириться с таким будущим. Она убрала за ухо выбившую прядь волос и снова улыбнулась, будто все хорошо, и ничто ее не тревожит в этом мире. – Надо относиться к жизни проще. Выгонят с этой работы – найду другую.
«Вранье-вранье-вранье» Девушка все же отпила вина  из горлышка и, прикусив губу, проглотила алкоголь. А теперь ей стыдно, теперь ей самой противно от самой себя. И это ужасное состояние росло с каждой минутой, проведенной с Анжольрасом.
- И почему тебя это волнует? – Рочелл облокотилась на спинку дивана и опрокинула голову назад, упираясь взглядом в потолок. – Тебя не должно волновать, что я сломалась. Живи своей жизнью.

Отредактировано Rochell Bertrand (2013-04-11 04:25:49)

Этот голос. Настолько спокойный и холодный, словно сталь, что девушка невольно выпрямилась. Через весь свой пьяный рассудок она не упустила ни единого слова и каждое пропускала через себя. На мгновенье Рочелл оказалась провинившейся школьницей, а строгий учитель мсье Анжольрас отчитывал ее без единой человеческой эмоции на лице. Лучше бы он кричал, повысил тон или махал руками, но не говорил. Пронизывающий до сердца голос держал в напряжении все время, и Рочелл могла лишь свободной рукой  импульсивно сжимать подлокотник дивана. Убежать от испепеляющего взгляда было практически невозможно, Луи приковал все внимание девушки на себя, и она смотрела и слушала его, задержав дыхание.
Чувство вины, возникшее черной точкой внутри, начало расти и превращаться из еле заметной крапинки в большой комок. И что же она ощутила кроме никчемности к себе? «Подвела, предательница». Она действительно горела своей работой, и весь процесс преподавания тянул за собой, не оставляя времени на личную жизнь. Но разве она нужна была ей? Нет, профессия была для Бертранд любовником, которому она не смела изменять. А сейчас девушка забросила все, что только могла ради… «алкоголя».
Груб ли с ней был Анжольрас? Правда всегда режет, царапает и колит, ничего с этим не поделаешь, и девушка, пусть и немного неадекватная, воспринимала ее достойно, без каких-либо негодований. «Горела и сгорела» печально заключила Рочелл в голове, когда Луи говорил о ее работе. Эта, возможно в силу характера молодого человека, забота, а Бертранд восприняла такое столь неожиданное прибытие и спич именно за нее, немного удивляла и даже трогала. Да, он не проявлял жалости, он не пытался как-то проникнуться в проблему, зачем? Он просто говорил, тем самым пытаясь пробудить внутри девушки ту Рочелл, которую знал и хотел увидеть в квартире. Перед ним сейчас другой человек, чужой и слабый, позволивший себе употребить алкоголь, который раньше не переносил. Жалкой Бертранд осталось лишь опустить взгляд в пол, а что, она разве ему могла перечить?       
Это назвать пощечиной нельзя: слишком мягко, это затрещина. Ценивший свои принципы человек опустился в бездну и не мог из нее выбраться. И стоило только Рочелл захотеть оправдать себя, чтобы она перестала казаться такой противной, как Луи приподнялся. Она вжалась в спинку дивана, не пытаясь даже подняться. Силуэт казался Бертранд таким величественным и могущественным, что вместо школьницы девушка превратилась в поданного, который смотрел на царя, как и подобает, – снизу вверх. 
И дальше он затронул слишком больную тему, про которую Рочелл не хотела ничего слышать, которую хотела забыть, и которая угнетала – смерть отца. «Нет-нет, замолчи, не надо, я молю» Но Анжольрас и не думал останавливаться, он говорил и говорил, заставляя слезам предательски выступить на глаза. Девушка верила и верит, что Жан наблюдает за ней каждый день, и ему вовсе не нравится такое поведение дочери. И, заглушая свою пустоту спиртным, она каждый раз просила прощения у него.  Как бы больно не было это признавать, но она в глубине своей души чувствовала вину за такое поведение перед Жаном. Хотелось исправиться и попытаться снова встать на ноги. Каждый новый день девушка обещала самой себе, что оденется, умоется, соберется и пойдет на работу, а через час снова сидела на подоконнике, поглаживая горлышко бутылки. Она действительно каждый день готова была выйти из дома, но перед порогом вырастала преграда, и Рочелл разворачивалась и уходила в комнату.
Воспринимать такие слова онанаотрез отказалась. Девушка и без него знала, насколько отец любил ее и помогал мадам Бертранд в воспитании. Она ценила это, честное слово, и никогда не забудет подаренной им трепетности, но напоминание об этом из уст молодого человека сильно задело. Стоило Луи замолчать, как девушка машинально подняла дрожащую руку, растопырив пальцы.
- Довольно, - произнесла она, отвернув лицо и прижав подбородок  к правому плечу. Ее голос прозвучал надрывно и с хрипотой, видимо, от алкоголя. Она всем видом хотела показать, что ей неприятно слышать об отце. Девушка, выдохнув, все же собрала волю в кулак и обернулась на молодого человека. Затем она зажала бутылку между ног и медленно захлопала руками. На ее лице отразилась ухмылка. – Браво. Такой речи я еще не слышала.
Бертранд взяла в руку бутылку, разжав мышцы ног, и встала с дивана. Увы, даже в таком положении приходилось поднимать голову, чтобы встретиться взглядом с Луи.
- Ты думаешь, я забросила работу и пью из-за какой-то чепухи? Это не так, - она замотала отрицательно головой, словно внушала это не Анжольрасу, а самой себе, - нет, все длится больше какой-то недели. Я люблю свою работу, ты абсолютно правильно сказал, мне доставляет колоссальное удовольствие преподавать и учить, рассказывать что-то интересное студентам и…
Она хотела сказать что-то еще, что-то действительно важное и самое главное, но в ту же секунду отвернулась от молодого человека, замолкнув. Глубокий вдох помог прийти в себя и немного отойти от накопившихся эмоций.
- Мне не нужна жалость или сочувствие, - почти шепотом проговорила Рочелл, обернувшись вполоборота и посмотрев в зеркало, которое висело напротив девичьего лица. В отражение она увидела немного опухшие щеки, усталый взгляд, растрепанные волосы и еле заметные синие круги под глазами. «Только жалость и можно испытывать к такой». – Знаю, я подвожу не только себя, и мне стыдно за свой вид перед тобой, но, когда накапливаются проблемы, и одна за другой давят с невероятной силой, хочется спрятаться от них в угол. Как можно бороться дальше, если я не могу до сих пор отойти от смерти отца? Часть меня забрали силой и больше не вернут. Ты никого не терял, тебе не понять…
Девушка сжала бутылку в руке сильней, вспомнив вдруг слова о Боге. И нельзя сказать, что она отреагировала положительно.
- Бог не дает человеку то, что тот не может выдержать, - повторила Рочелл последнее предложение Анжольраса, резко развернувшись в его сторону. Она скривила губы, сильно их сжав. – Бог отнял у меня близкого человека, посчитав, что я это смогу пережить? Какой же Он жестокий… Где же Его милосердие?
Рочелл верила в Бога, каждое утро молилась ему и просила  здоровья и сил родным людям, но только сейчас задумалась о несправедливости Всевышнего.

Отредактировано Rochell Bertrand (2013-04-12 21:47:23)

Показалось или он задумался? Взгляд потерял ту строгость и презренность, с которыми юноша взирал на Рочелл.  За простой щелчок пальцем он сменился в лице. Анжольрас погрузился в себя, причем достаточно глубоко. Что-то его задело, какая-то единственная фраза зацепила молодого человека за ногу и потянула за собой. И объяснить логически, что конкретно обдумывал Луи, девушка не могла. Он смотрел на нее, но в то же время и сквозь, будто Бертранд вовсе нет перед ним. Испугало ли? Немного, стало некомфортно, потому что она никогда не замечала за ним столь резко перехода из одного состояния в другое. Рочелл помнила, насколько Анжольрас был всегда сосредоточен, собран и внимателен, а сейчас он будто призрака увидел. Такая смена поведения ошпарила девушку, и она вышла из оболочки эмоций и своих собственных переживаний. Ей оставалась только наблюдать, как он хмурился и разбирался в самом себе. Возможно, так бы продолжалось  еще несколько часов, но Анжольрас вышел из своего маленького мира и спустился на землю.
Ты прекрасно знаешь, что наша жизнь состоит из случайностей, ты не можешь предсказать будущее и только оглядываясь на прошлое, можно понять, что тот или иной поступок был необходим, та или иная смерть.. - «Случайности»… Это слово непроизвольно появилось в памяти резким кадром. Когда-то в детстве, увы, дату и при каких обстоятельствах Жан это произнес, девушка не помнит, отчим сидел с Рочелл и сказал: «Запомни, случайности не случайны». И девушка всегда после их разговора верила в фатум: судьба каждого человека предрешена и предопределена, ниточки жизней, сплетенные Мойрами, разной длины уже готовы, и богини судьбы просто ждут подходящего и нужного момента, чтобы обрубить их.  Да, будущее узнать заранее никто не может, но то, что будущее у каждого свое, и человек способен его только принять и изменить не сможет – факт. Как бы кто-то ни старался изменить события, чтобы повлиять на конечный исход, он придет все равно к тому, что его ждало изначально. Если человек избежал аварии в первый раз, то он попадет в нее во второй или в третий раз, потому что на судьбе прописана эта авария. Если бы девушка сейчас не потеряла контроль над собой и не поддалась желанию забыться, то она бы потеряла его потом, чуть позже, и разговора с Луи в любом случае нельзя было избегнуть. Это и называют фатализмом.     
Теперь ее очередь задуматься, осмыслить, переварить информацию. Он был прав, в какой уже раз девушка ловила себя на этой мысли. Хотелось отрицать, спорить и что-то доказывать, но любая его фраза ставила в тупик и шептала: «все равно ты будешь неправа, даже не пытайся». И Рочелл перестала пытаться, заставив себя подумать. «Смерть Жана несла какой-то смысл?» Нет, смерть нести смысл не может, она способна лишь что-то изменить в жизни. Что же поменялось после смерти? Отправилась бы работать Рочелл именно в этот университет? Нет, потому что Бертранд не потерпела бы косых взглядов преподавателей и шепотов за спиной. Знала бы она тогда Анжольраса? Тоже нет. Смерть отца  действительно принесла что-то новое в жизнь девушки: работу, людей.
Осознав это, Бертранд отложила бутылку в сторону, на край стола возле дивана, собрала волосы в пучок и мельком обернулась на Луи. Пусть он и говорил достаточно мудрые вещи, но весь его внешний вид указывал на полную изоляцию, и чтобы Рочелл не сделала, молодой человек вряд ли обратит на это свое внимание. В своих мыслях, в своих раздумьях и суждениях. Но одна фамилия, произнесенная Луи, засела в голове девушки. Было странным то, что Анжольрас ее так произнес, словно  человека, которому она принадлежала, он прекрасно знал.
- Ламарк? Ты имеешь в виду того самого Максимилиана Ламарка, чьи похороны послужили восстанию? – нет такого алкоголя, который смог бы затуманить накопившиеся знания. Историю девушка любила, поэтому такую персону  Рочелл знала, но не понимала, причем тут он. Если предшествующие три силуэта, оставившие большой и жирный отпечаток после себя, являлись громкими личностями, то французский генерал был малоизвестен.
Всегда у людей(особенно изрядно выпивших) в такие моменты назревают вопросы, на которые хотелось получить ответы. И Рочелл, в которой внезапно выросло любопытство, намеривалась узнать, почему молодой человек вспомнил такого персонажа из истории.
Но как добиться желаемого, когда человек напротив практически не замечает тебя? Только подойти поближе и хлопнуть в ладоши перед лицом. Девушка решила так и сделать, понадеявшись, что Луи наконец-то очнется.
Рочелл, чувствуя себя совсем трезвой (ну, это ей так кажется), сократила между ними расстояние за несколько секунд, но вот только на последнем шаге она запнулась. Носок левой ноги зацепился за правую ступню, и Бертранд, окончательно потеряв равновесие, врезалась в юношу. Разогнавшись до этого, видимо, весьма неплохо, Бертранд не смогла остановиться и, буквально вцепившись в мужское плечо мертвой хваткой, начала падать. Ноги предательски отказывались слушаться, и она подумала, что Анжольрас не даст ей свалиться, ведь по физической силе она уступала ему, но по какой-то причине девушка сильно отклонилась в сторону и перетянула молодого человека на себя.   
Копчиков врезавшись в диван, Рочелл в тот же миг была придавлена сверху Луи, который, наверное, сам был в растерянности от такого поворота событий. Проклиная себя за столь неконтролируемое тело, девушка захотела вылезти из-под юноши, чтобы скрыть румянец на щеках. И, попытавшись встать, девушка случайно задела рукой бутылку вина, которая стояла на краю стола. Сосуд, пошатнувшись, упал горлышком к дивану, выливая свое содержимое на них двоих.
  - Вино… - пролепетала Бертранд, резко приподняв бутылку и поставив ее обратно на стол. Она не знала, что сейчас Анжольрас чувствовал, но уже мысленно приготовилась к очередному испепеляющему взгляду. – Прости меня, пожалуйста, я правда не хотела.

Отредактировано Rochell Bertrand (2013-04-13 16:35:49)

- Если их сейчас не застирать, это потом никак не исправить, - «Да-да, конечно». -  Надеюсь, ты разрешишь воспользоваться твоей ванной? -  «Чувствуй себя, как дома». - Прошу тебя, пока я буду в ванной, приведи себя в порядок.
Девушка, осматривая свою испорченную футболку красным вином, мельком услышала последнюю фразу юноши перед тем, как он скрылся в ванной комнате. Действительно, ей стоило привести себя в порядок, но каким образом, если единственное место занято? Вытерев пальцами с подбородка капли алкоголя, Рочелл направилась в комнату, где находилась последняя раковина в этой квартире, - кухню.  По пути к ней она ловким движением рук сняла с себя футболку и включила воду. Сполоснув лицо от засохшего спиртного, девушка, намочила ткань и, достав из ящика перекись водорода, налила часть содержимого на большое пятно и спустя минуту начала чательно отстирывать.
- Сохрани его для меня… Внезапно голос Жана эхом пронесся в сознании, и она вздрогнула. «Я больше не пью». Тряхнув головой, Бертранд выключила воду, хорошенько выжав футболку. Пятно с трудом отошло с синей ткани, но девушка знала, что необходимо было повторить такую процедуру через определенное количество времени. Рочелл снова вернулась к себе в комнату и повесила футболку на батарею.
Теперь было необходимо переодеться. Она достала из шкафа напротив рабочего стола новые брюки и белую майку. Девушка даже не смотрела, что брала, просто выхватила вещи, которые попались на глаза. – Это самое дорогое, что у меня есть…
Девушка застыла на месте, успев надеть майку только на голову. Слова отчима не давали собраться с мыслями и наконец-таки привести себя в нормальный вид. Вообще фамилия Ламарк, слетевшая с уст Луи, изначально обеспокоила Рочелл. Да, безусловно, генерал запечатлен в книжках по истории Франции, но все не так просто.
Бертранд, закончив с одеждой, причесалась и подошла к небольшому ящичку, который был встроен в стол. Она открыла его и вытащила одну папку. Рочелл с большой аккуратностью и трепетностью взяла ее в руки и провела ладонью по обложке. Она закончила со стиркой гораздо быстрее, нежели Анжольрас, и слышала шум воды из ванной комнаты до сих пор. Поэтому без опаски открыла эту папку и снова прочла надпись жирными буквами на первом титульном листе.
Жан, который славился своей любовью к истории, и который впоследствии стал профессором и доктором наук по этому предмету, любил собирать разные сведения, связанные с важными событиями родной страны. И вот, однажды, как рассказывал Жан, он приехал в гости к другу, с которым виделся последний раз в десятом классе. Имя девушка запамятовала, но этого и не требовалось;  друг Жана, увидев перед собой тридцатипятилетнего мужчину, долго с ним беседовал о делах насущных, а под конец решил кое-что показать. Странная, небольшая и очень старая книжка с пожелтевшими листами. Это был дневник одного человека, далекого родственника друга Жана. Там были записки с самого детства и до самой старости. Коренной француз, республиканец, описывал тяжелые времена Франции очень красочно и эмоционально, что и заинтриговало Жана. Он попросил разрешения найти для него время, чтобы этот дневник  переписать. Друг разрешил, но при одном условии – это останется в тайне.
Жан успешно закончил работу за один день и хранил записи всегда в своем чемодане, каждый раз проверяя, не пропали ли они. Но он нарушил свое обещание, прочитав их одиннадцать лет спустя Рочелл. Перед тем, как открыть эту «сокровищницу»  (как он сам называл) Жан попросил сохранить ее после его смерти и никому не показывать, словно предчувствовал собственную кончину.
С самого начала дневник показался неинтересным девушке, но  она не перебивала, наблюдая, с каким наслаждением отец произносил каждое слово.
И после взросления этого республиканца, повествования резко изменилось. Вместо глупых вещей человек описывал волнения народа и начало революции. 1832-ой год – не раз эта дата мелькала в записях. Он состоял в одном из кружков, которые боролись за свободу народа. С каждой новой строкой девушка проникалась этой атмосферой и душой рвалась встать в их ряды.
«Генерал Ламарк… »Имя сторонника либералов также неоднократно было записано в дневник. Этот француз писал о каждой мелочи, которую заметил, каждое имя, которое знал или просто слышал от знакомых и друзей. Кстати говоря, большое описание он уделил своему другу, который отличался, по его словам, дурным поведением, был большим болтуном и постоянно фланировал с одного места в другое, заглядывая к ним иногда. Мужчина обозначал его буквой Б., возможно, с нее начиналась имя или фамилия. Но интересней было другое:  в роковой момент, в разгар сражения, он спасовал и просто сбежал с остальными трусами, оставив товарищей на баррикадах. Как объяснял безымянный (в дневнике он своего имени никогда не указывал) :«Жизнь оказалась дороже для меня, и между смертью за правое дело и паршивым и постыдным проживанием – я выбираю второе». Тогда девушка прониклась к нему большой ненавистью, потому что считала неподобающим убегать от борьбы за Родину.
Он скрывался в одном из убежищ, описывая со стороны все события, которые происходили, даже смерть Б. и остальных смелых малых, о которых слышал от гризеток и рабочих или видел лично.
Жан берег его как зеницу ока, считая, что в его руках самое необыкновенное и дорогое. Об этой тайне знали лишь он и Рочелл, которая в память отца хранила папку у себя. Внутренний голос шептал, что это могло бы помочь и что-то понять, вот только что?
«А стоит ли? Почему именно ему?». Девушка смотрела на дневник, но в тот момент видела лицо отца. Самое дорогое, что у нее осталось, самое драгоценное и бесценное она хотела отдать Анжольрасу? Рочелл не понимала, откуда такой порыв, откуда такие чувства и желание помочь именно Луи? В благодарность за то, что он помог ей справиться с горем или же таким образом захотела вымолить прощение за свое поведение? Эти два варианты не могут быть ответом, потому что даже такой срам, которым она стала из-за алкоголя, не стоил раскрытия тайны Жана. Что-то другое, что-то неизведанное внутри Бертранд хотело, чтобы девушка показала Анжольрасу дневник.
И тут возникает другой вопрос – смогла бы девушка показать эти записи, оказавшись в такой ситуации, кому-то другому? Близкому другу, например? Наверное… она не знает. Ведь, по сути, Бертранд дает дневник чужому человеку, но в то же время и рвалась показать это именно ему, поделиться сокровенным, потому что, возможно, понимала, что он сохранит тайну.  Это чувство, которое она не решалась объяснить, выжигало изнутри. Рочелл отложила дневник и вытащила из того же ящика одну упаковку. После кончины через неделю Жану бы исполнилось сорок восемь, и она купила ему новую рубашку алого цвета, но он так ее и не увидел.
Шум воды стих, и Бертранд обернулась в сторону ванны, ожидая выхода Луи. Тридцать секунд… минута. Слишком долго молодой человек… «Как же он выйдет?». И тут она додумалась, что выйти юноша не мог, ведь был без рубашки. Точнее, с ней, но она была мокрой. Упаковка в руках зашелестела, напоминания о себе, и Рочелл вытащила из нее рубашку и подошла к ванной комнате.
Замок в двери был сломан, хоть и издавал нужный щелчок, обозначая, что дверь заперта. И Рочелл смело бы могла открыть ее и войти, чтобы вручить юноше рубашку. Но воспитание не позволяло даже руки просунуть в щель и отдать чистую и новую одежду. Нет, такие обстоятельства все-таки как-то и смогли бы ее оправдать, но Бертранд не решалась, хотела войти, но не решалась.
Она просто постучала костяшками пальцев по деревяшке: « Чистая рубашка висит на ручке двери, возьми ее и приходи на кухню».
И перед тем, как откроется дверь, девушка успела повесить ткань на ручку, отойти, зайти обратно в комнату, забрать папку и отправиться на кухню. Включив чайник, девушка достала две чашки и два блюдца с чайными пакетиками. Алкоголь медленно испарялся из сознания Рочелл, и она чувствовала, как взамен  удовольствию и расслаблению приходила головная боль. Положив таблетку под язык, она присела на стул и услышала звук открывающей двери в коридоре. «А что я ему я скажу? Вот, смотри, это дневник, отец о нем не говорил даже собственной жене, а я решила его показать тебе?». Необходимо было устроить репетицию.
- Анжольрас, - захотелось обратиться к нему по фамилии, - Эта вещь самая дорогая в моей жизни, это все, что осталось от отца, и…
Девушка запнулась и повела плечом, повернув голову в сторону дверного проема. «Его нет, значит, можно продолжить».
- Поможет ли тебе она...? Это дневник одного француза, который прожил революцию 32-года. Он описал все события, и генерала Ламарка упоминал неоднократно. Этот человек описывал многие кружки того времени, в которые входили свободные люди, не испугавшиеся отдать жизнь за страну. И, я не знаю, почему это говорю и почему именно тебе хочу открыть эту тайну, наверное, я сошла с ума, - чайник за спиной свистнул и отвлек репетирующую девушку, которая молниеносно нажала на кнопку и выключила его. Обернувшись обратно к дневнику, Рочелл заметила знакомую тень, промелькнувшую в коридоре. В груди защемило, и папку она сжала в руках.
- Анжольрас, - и снова она обратилась к нему по фамилии. Почему?  - Я хотела… Ты, наверное, все слышал?

Отредактировано Rochell Bertrand (2013-04-14 08:12:32)

- Ты можешь не переживать, я не слышал почти ничего, за исключением фразы о тайны? - Девушка приподняла плечи и невольно прикусила губы. «Ты услышал самое важное».  -Если необходимо, я могу побыть в комнате, пока ты договоришь по телефону..
Она обернулась в сторону юноши, немного не понимая его. Откуда у нее телефон? «Видимо, решил, что это я какому-то студенту рассказываю фрагмент истории. Действительно, что же еще?».
- Кажется, я что-то не понял...- честно признался Анжольрас, и в ответ на его улыбку Рочелл улыбнулась. Смущенный Луи. Никогда не замечая эту неловкость в нем, Бертранд еле сдерживалась, чтобы не улыбнуться шире. Немного необычно, но такие эмоции шли ему, и вместо взрослого мужчины, каким казался всегда ей Анжольрас, девушка видела перед собой юношу.
- Скажи, куда я могу повесить мою рубашку, чтобы она побыстрее высохла?... Я думал воспользоваться феном...  Чтобы высушить ее. И да, спасибо большое за твою рубашку, - «Увы, фен сломался». И это была правда. Во время апатии ничего не замечаешь вокруг, даже элементарных вещей, которые требовались починке. Поэтому девушка захотела тут же встать и отнести рубашку на батарею, но, видимо, Луи не закончил.
- Спасибо, а то я не знал, что делать, - «Пожалуйста... Всегда пожалуйста». Но вслух она ничего не произнесла, просто сохраняя улыбка на лице. Невиданная смелость проснулась внутри девушки, и она была готова уже показать дневник молодому человеку, но...
- Прости, но я думаю тебе не стоит делиться со мной своей тайной, - эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Он не заметил, как ранил девушку, даже не увидел, что обидел ее. Она хотела поделиться таким сокровенным, таким бесценным, а Анжольрас просто сказал «не стоит».  Рочелл отвернулась от него, зажав большим и указательным пальцами переносицу и зажмурилась.
- Пожалуйста, это новая рубашка отца, которую он не успел еще надеть, - произнесла холодно девушка. Что-то еще сказать?  Что нужно было ответить? Как это требовалось донести до него записи из прошлого? Это же вовсе не никчемные пустые признания в любви, это не разговор по душам, да это даже с учебой не связано: это гораздо важнее и сокровенней.
Вдох-выдох. Девушка снова развернулась к Луи и посмотрела на него, нахмурив брови, с таким разочарованием в глазах, будто он совершил непростительный поступок и подвел Бертранд. «Зачем ему вообще что-то говорить?». Рочелл встала со стула слишком быстро, из-за чего ножки мебели не выдержали, и стул покачнулся на месте. Поймав его рукой за спинку, она поставила его на место и подошла к Анжольрасу, остановившись напротив него в дверном проеме. Прижавшись плечом к деревянной лутке, чтобы не касаться молодого человека, девушка пыталась не смотреть на него и уперлась взглядом в стену.
- Сядь, пожалуйста, - прозвучало это как просьба, обыкновенная просьба, которую Луи мог бы выполнить, ведь здесь ничего сложного нет. Стол его не съест, а чайник не ошпарит кипятком – ничего опасного и неожиданного, кроме дневника, юношу не ждало. Кстати, по поводу записей. Она держала их в руке, не решаясь оставить на столе перед уходом. Почему? Возможно, Рочелл опасалась, что он мог взять и посмотреть. Нет, безусловно, молодой человек был порядочным и воспитанным, что сильно выделялось, но любопытство присуще каждому.
Затем, продолжая смотреть в нарисованную собственным воображением бездну, Бертранд прошла в коридор и затем в ванную комнату. Обернулась и заметила влажную белую рубашку Луи, покоившуюся на полке. Взяв ее в свободную руку, Бертранд зашла, в какой уже раз, в свою комнату и повесила на батарею сушиться рядом со своей футболкой.
Теперь стоило вернуться на кухню, где ее ждал Анжольрас, но как она могла? Он ее уже не понял, а что будет дальше? Ему это ненужно, помощь от нее не требовалась, и это ужасно убивало все трепетные и тонкие чувства внутри девушки.
Она прислонилась лбом к стене и снова выдохнула. В чем плюс алкоголя? Спиртное затуманивало разум, и никакие переживания или проблемы не беспокоили, жестокие слова не трогали, а презренные взгляды не ощущались на себе, человек просто жил и наслаждался состоянием расслабленности. А вот, когда состояние эйфории уходило, и ясность застигала совсем не вовремя, каждое слово приходилось обдумывать и анализировать тот или иной поступок. Желание докопаться до сути не отпускало, и хотелось что-то изменить, но каким образом, когда помощь отвергают?
- Что же ты делаешь, Рочелл? - тихо спросила у самой себя девушка, зажмурившись. Любые чувства, которые объяснить не удавалось, она пресекала на корню. Не потому, что боялась из-за них страдать или не хотела их пережить, увы, нет, а потому, что не считала себя достойной этого: слишком много вложила, сделала, заслужила кровью и потом и чересчур много отдала взамен.
Очередной резкий вдох-выдох, и она, отпрянув от изумрудной стены, направилась обратно на кухню. Папку  девушка не отложила, не спрятала, проигнорировав внутренний голос, который предупреждал и остерегал от будущей ошибки.
  - Я повесила твою рубашку на батарею, - немного отстраненно произнесла Рочелл и подошла к полке с чайником, чтобы положить его на стол. Теперь она не спешила быстро открыть чужую тайну, и наступила минутная пауза. В это время девушка взяла сосуд с кипятком и положила его наконец-таки на стол. – Она высохнет, я ее поглажу, и ты снова сможешь ее надеть.
Рочелл присела на стул и уставилась на чашку, стоявшую возле ее рук. На лице проскользнула улыбка, наверное, над собственной глупостью и дуростью, которые активизировались неожиданно только в двадцать два года.
   - Ты оказался не прав, - внезапно не только для Луи, но и для самой себя начала Бертранд, так и не подняв взгляда. Посчитала, что увидит и заметит в его глазах непонимание. Девушка открыла папку и достала небольшую стопку листов формата А4, расписанных с двух сторон. Почему-то сейчас захотелось уверенности в том, что он просто не услышал всех фраз, не услышал важного отрывка из ее недавнего спича, поэтому так и отреагировал. – Это не моя тайна, а моего отца, который попросил сохранить этот переписанный дневник одного человека. Имени он не указал, видимо, просто не захотел. Коренной француз, чьи записи у меня в руках, далекий родственник друга моего отца, у которого Жан и нашел эти записи и….Только не перебивай.
Девушка зашелестела страницами, переворачивая одну за другой, до тех пор, пока не нашла нужный отрывок, подчеркнутый  маркером.
- «1832-ой год, второе июня, Генерал Ламарк умер, неужели это знак? Знак к Восстанию? Начало революции, начало войны за свободу Франции, за братство, равенство и честь! Мы не станем сидеть сложа руки, мы не одни. Таких кружков, как наш, много, мы одержим победу, и это событие войдет в историю!» - Рочелл замолчала, в глотке пересохло, и она захотела выпить воды. Но стоило ей сделать длительную паузу, как Луи бы оживился и, скорее всего, начал бы задавать вопросы. Бертранд, облизав сухие губы, снова начала перелистывать страницы, выискивая другой фрагмент текста из дневника. – «Я струсил, и прощения мне нет. Жизнь оказалась мне дороже, и я  с ужасом в глазах сбежал с поля битвы с другими трусами. Мои храбрецы сражались на баррикаде, да и другие отважные и смелые люди не отпускали из рук ружей и саблей. Мой друг Б.»,- Бертранд запнулась и мельком посмотрела на юношу, - Имя друга обозначено обыкновенной заглавной буквой, - пояснила коротко она, возвращаясь снова к тексту. – «Мой друг Б. погиб на своей баррикаде. Я знаю. Я видел его мертвое тело в той огромной яме, куда скидывали умерших после кровавой бойни. Его труп привезли на телеге вместе с остальными. Наверное, это были его товарищи, его кружок. Б. упоминал о нем редко, названия я тоже не помню, что-то связанное с Азбукой, по-моему. Раз-два-три… молодые тела падали одно на другое, и все, что я запомнил – это красно-бордовые пятна на белых льняных рубашках. Ваши смерти не напрасны, братья. Франция Вас не забудет».
Это бы лишь отрывок, совсем небольшое описание той скорби, которую он ощущал в тот момент, но даже от этого у Рочелл пробежали мурашки по спине, и она отложила бумаги в сторону.  Бертранд снова обернулась на Анжольраса, но на этот раз больше не отворачивалась. Просто смотрела, а внутри бешеная буря эмоций, словно она там была и видела эти мертвые тела молодых и не очень людей, не побоявшихся вступиться за страну.
- Вот, что я хотела показать, - грустно улыбнувшись, заключила Рочелл и подвинула папку ближе к Луи. Ее отец простит, она знала и чувствовала, он должен понять, что девушка это сделала  ради Анжольраса, которого Жан наверняка знал в лицо и проявлял уважение.

Отредактировано Rochell Bertrand (2013-04-15 02:39:30)

Она была уверена, что он проникся записями. Это ощущалось в задумчивом взгляде и в грустной улыбке. Даже обычное встряхивание головы указывало на то, что Луи вышел из некого транса и вернулся в реальность, оказываясь на простой и ничем непримечательной кухоньке Рочелл. Повлияли эти строчки на него? Помогли хотя бы представить обстановку, вдохнуть запах пороха и увидеть страшные события того времени? Девушка надеялась на это. К сожалению, вычитала Бертранд из дневника ничтожно мало, одну сотую из всего, что хранили в себе листы отца.
- Я думал, что ты хочешь признаться мне в некоторых чувствах, а не показать этот дневник, - она прикоснулась к одной из чашек на столе, чтобы придвинуть к себе, но внезапное пояснение Анжольраса остановило ее. Бертранд немного растерялась и застыла в одном положение, касаясь подушечками пальцев узоров на чашке. В некоторых чувствах. Наверное, Луи подумал, что Рочелл захотела признаться ему в любви или большой симпатии.  Она бы этого никогда не сделала вслух, вот так, сидя друг напротив друга и смотря в глаза: слишком откровенно и слишком смело, да и к тому же к этому юноше нужен совершенно другой подход.
Она ухмыльнулась и опустила голову, позволяя нескольким платиновым прядям упасть на лоб. Затем отрицательно покачала головой, словно пыталась в чем-то себя убедить, и только потом подняла взгляд обратно на молодого человека, который сидел напротив нее.
Наверное, он хотел этим оправданием извиниться перед девушкой за то, что не хотел сначала слушать ее тайну и настоятельно просил ничего не говорить. 
- Луи, несмотря на то, что мы знакомы с тобой не так давно, я смогла кое-что понять, - произнесла Рочелл достаточно спокойно, убирая пряди назад рукой. К чему это говорить, увы, и ей неясно, но что-то подсказывало, скорее всего, внутреннее «я», о необходимости закончить начатую мысль. – Увы, обычными словами и признаниями тебя не возьмешь, - она снова ухмыльнулась, понимая, что это звучит немного неправильно, но исправляться не стала, - Ты не из тех, кто ведется на балабольство. И если бы я захотела привлечь твое внимание, то я бы что-то для этого сделала, потому что такие, как ты, ценят поступки.
Чисто ее мнение и чисто ее выводы об Анжольрасе, как о мужчине. Не о человеке в целом, а именно как о противоположном поле. Они могли быть и неверными, что совсем нестрашно, но язык жил в данный момент отдельно от Бертранд и молол всякую чепуху. Зачем девушка решила вдаться в такие подробности? И самое странное, что она подтвердила свои слова до этого: открыла чужую тайну и продемонстрировала дневник.
«Иногда мне необходимо побольше молчать». Рочелл попыталась как-то отойти от этой неловкой ситуации и решила налить в чашки кипяток.   
- Скажи, ты можешь одолжить мне эту книгу на какое-то время? Я так долго искал какую-либо связную информацию о тех событиях, а тут... это же настоящий клад! Там может быть описано столько всего интересного! Прошу тебя, - следующая просьба, прозвучавшая от Анжольраса, в очередной раз застала врасплох, и девушка еле успела поднять вовремя чайник, не разлив на белоснежную скатерть воду. Отдать дневник на время? Бертранд молча поставила чайник на стол и присела на стул, упираясь взглядом в небольшую папку, которая была перед Луи.
Он просит отдать ее руку или ногу, потому что дневник был неотъемлемой частью девушки. Самое важное и главное в жизни человека – его память, которая хранит в себе воспоминания. И дневник был не только частью Рочелл, но и главным воспоминанием об отце, которого уже нет.  Было страшно. Чувства, копившиеся неожиданно внутри, сложно описать, да и практически невозможно. Работа и труд Жана могли послужить пользу другим, нуждающимся в этих знаниях и рукописях, а с другой стороны – вдруг что-то случится, и дневник пропадет?
Бертранд взяла в свои руки эту папочку, не поднимая глаз на Луи, и долго на нее смотрела. Юноша должен был понять, что ей надо все обдумать. Бертранд не боялась отдать этот дневник именно Анжольрасу, она боялась, что потом о нем узнают те, кто совершенно не должен. Посторонние глаза были всегда, и любой любопытный мог увидеть дневник. Пусть даже просто обложку или краешек бумаги, для Рочелл это было бы уже трагедией. Бертранд выполняла по сей день указание отца – никому не показывать и не говорить, а сейчас все нарушила.
Она ощущала на себе взгляд с мольбой, и от этого становилось еще хуже, захотелось от него закрыться и очутиться в темной комнате, где всегда тихо и мрачно. «Я же не смогу отказать. И не потому, что я жажду от него благодарностей, а потому, что знаю… как ему это поможет что-то понять и узнать».
С детства доброта никогда не покидала сердце Рочелл, и она могла лишь на взгляд Луи улыбнуться.
- Как-то один мудрый человек мне сказал, что лучшим доказательством любви является… - после этого она замолкла на пару секунд, взглянула еще раз на дневник, который вытащила из папки, и протянула Анжольрасу, - доверие.
Положив аккуратно его на край стола возле молодого человека, Рочелл, сохраняя улыбку, придвинула чашку с кипятком к себе и кинула в нее пакетик с чаем. Захотелось ужасно пить. Вот они, последствия после пьянки. Отпив немного горячего и довольно крепкого черного чая, Рочелл облокотилась на спинку стула.
  - Понимаю, что эти записи тебе интересны, но я хочу попросить тебя о двух обязательствах взамен на дневник, - «ради папы, только ради него», - Ты не должен его потерять, пожалуйста, береги эту вещь так же, как и бережешь своих близких. И никому не говори о дневнике, пусть это будет секретом между нами.

Отредактировано Rochell Bertrand (2013-05-01 19:21:18)